Накануне 9-ой годовщины памяти Ю.Холдина в эфире радио "Радонеж" прозвучала тема, которая приобретает особую актуальность в эпоху цифровых технологий.... Продолжение

3 - 18 марта  2018 г.

24 ноября - 24 декабря  2018 г.

13.06.2007                                                                                                     "Вечерняя Москва"

Интервью художника фотографии и издателя Холдина Юрия Ивановича, руководителя проекта «Свет фресок Дионисия – миру», автора художественного альбома «Сквозь пелену пяти веков: сокровенная встреча с фресками Дионисия Мудрого» и выставки «Свет фресок Дионисия», президента Фонда «Фрески Руси».

Записано на открытии выставки в Политехническом музее

17 апреля 2007 года корреспондентами СМИ,

журналистом Анохиным Д.Ю

Пятое измерение светописца Холдина

За что столичного фотохудожника обозвали

диссидентом русской культуры?

Журналист

При взгляде на работы Юрия Холдина у меня возникло ощущение, что подул ласковый, но одновременно бодрящий и свежий ветерок. А ещё – что за окном нежно запел пастуший рожок. А ещё – что мы не в Москве ХХI века, а где-то в далёком, полусказочном прошлом. Точнее, даже не в прошлом, а в параллельном мире, где речные воды прозрачны и прохладны, утренние грозы на восходе прибивают пыль на сельских дорогах, монастыри стоят стражами по всей Святой Руси, а люди сильны, работящи и веселы. Отчего? Ведь Юрий Иванович – не живописец, хотя в своей профессии – настоящий художник. Несколько последних лет он занимался одним-единственным делом: создавал на слайд-плёнках образы знаменитых фресок Дионисия и собора Рождества Богородицы в Ферапонтовом монастыре. C точки зрения массовой фотографии работы Холдина, пожалуй, однообразны. Но дело в том, что этот человек определил новый жанр в искусстве фотографии. Всего-навсего.

Коварный световорот

Ю.Холдин

- Впервые в Ферапонтовом монастыре, что в Вологодской области, я оказался двенадцать лет назад, – вспоминает мастер. – Тогда издавались фотоальбомы с репродукциями знаменитых фресок далёкого прошлого. И при встрече с оригинальными изображениями – росписями собора Рождества Богородицы – я поразился, насколько блёкло и фальшиво смотрятся эти издания. И это при том, что сами фрески за полтысячи лет пострадали, но сохранили колористическую выразительность! Занимаясь искусством фотографии, я не мог успокоиться и размышлял: как же так? В чём дело – в неверном способе съёмки, в плохом качестве аппаратуры, в недостатке мастерства? Но почему тогда безграмотны абсолютно все репродукции? Далеко не сразу я понял, что надо идти по пути осмысления, написания режиссёрского сценария, раскрывающего литургическую основу иконописи и архитектурное пространство храма. Нельзя разрывать фресковую иконопись от архитектуры. Прежде всего, у меня на свет появилось семь исписанных общих тетрадей; мне стало необходимым перечитать Священное Писание и другую церковную литературу... Потребовался режиссёрский сценарий пространственного поведения зрителя.

Журналист

Наверное, газета – не лучшее место для подробного изложения метода Холдина. Но в самом общем ключе описать его просто необходимо, иначе не будет понятно, как этот человек добивается таких потрясающих результатов. Фрески православных соборов – столь специфический вид изобразительного искусства, что снимать обычным образом их бессмысленно, будь у вас хоть «золотой» фотоаппарат. Мыслящий стандартно фотограф сталкивается с целой цепочкой непреодолимых препятствий. Во-первых, иконописные образы фресок «живут» в сложном трехмерном интерьере храма, повторяя изогнутые линии купола, барабана, парусов, подпружных арок, сводов. Во-вторых, – это религиозное искусство. Они написаны не в линейной трехмерной перспективе, а – по Евангельской традиции – в «обратной» четырёхмерной: чем предмет дальше, тем он крупнее, линии расходятся в бесконечность и сходятся на предстоящем человеке. Поэтому, работая фотоаппаратом в интерьерах Ферапонтова монастыря, наш современник просто обязан согласовывать оба принципа построения пространства – неизвестного зодчего, построившего в 1490 году храм, и живописца, десять лет спустя мастерски работавшего с четвёртым измерением в этом храме. Проще говоря, нужно искать такие точки и ракурсы съёмок, при которых и святые, и палаты на фресках, и старинное окно церкви, и кусочки нынешнего пейзажа за ним, и тябла иконостаса не мешали бы друг другу, а работали на зрительный образ вместе.

– Но не только это «сковывает свободу художника», – продолжает Холдин. – Далее я столкнулся с грубейшей ошибкой, которую допускают авторы репродукций. Стремясь «правильно» передать цвет, большинство искусствоведов «репродуцируют» фрески в ночное время, чтобы исключить влияние переменчивого дневного света, или оцифровывают их сканером, «фотофиксируют». Естественно, при таком подходе используется жёсткое фронтальное искусственное освещение, создающее совсем другое световое и цветовое пространство, нежели то, на которое ориентировался Дионисий. Поэтому в худших вариантах изданий мы видим искажённые композиции, плоские фрагменты с чёрными оконными проёмами и столь же чёрными тенями от вспышек. Это крайне непрофессионально, так как ломается естественная свето-воздушная среда храма. Днём в соборе, в основном, мягкий рассеянный свет.

– А какой свет и цвет правильный?

– Правильного света и цвета в природе не существует! Цвет – это световой тон окрашенной поверхности. В нашем понимании, применительно к ферапонтовскому собору правильного цвета нет, как нет правильной ноты; какая правильнее – до, ми или ля? В закатных лучах фрески оранжевые, в дождь – холодно-голубоватые, в солнечную погоду – золотисто-охристые, а ночью – чёрные.

Ещё в начале XX века, в монографии «Фрески Ферапонтова монастыря» изданной в 1911 году, когда учёные словно бы заново открыли росписи этого храма, прозвучал суровый «приговор»: «передать светоколористическую среду собора Рождества Богородицы не представляется возможным». И дело не в тогдашней «отсталой» фототехнике (не такая уж она была и примитивная), а в крайне сложном «световороте» с постоянно меняющимся спектром, управлять которым почти невозможно.

Цветовой камертон

– Как же вы решили эту проблему?

– Это произошло не сразу. Чтобы верно задать тональность звучания, музыкант использует частотный камертон. Я тоже искал световую и цветовую тональность, при которой колорит фресок раскрывался бы наиболее полно. Но где найти точку отсчёта? Я взял на себя смелость выбрать такой камертон – иными словами, задать начальные условия, которые можно было бы считать основным спектром съёмки. Я задумался: какие условия освещённости мог держать в уме Дионисий, расписывающий храм? Когда его замысел должен был раскрыться полнее всего? И сам себе ответил: наверное, в дневное время, в кульминационный момент Божественной литургии – то есть ближе к полудню. Примерно под эти параметры сбалансирована плёнка для дневного света. Дальше была сложная кропотливая работа: правильно регулировать цвет света при помощи конверсионных фильтров и галогенных ламп, правильно «собирать» пространство архитектуры и фреску в композиции, «дотягивать» световые характеристики до нужной тональности, настраивать приборы дистанционного управления, так как съёмка производилась на высоте, при очень длительных выдержках... В день удавалось сделать не больше двух-трёх снимков.

Холдин снимал пейзажи и жанровые сюжеты, портреты и этюды-натюрморты. Так постепенно складывалось произведение, впоследствии ставшее художественным альбомом «Сквозь пелену пяти веков: сокровенная встреча с фресками Дионисия Мудрого». Этот альбом и выставку критики называют переворотом в искусствоведении и книгоиздании, а сам Юрий Иванович относится трепетно к искусству фотографии, называя его – светописью. Наверное, полностью оценить это открытие по силам лишь тем людям, которые видели фрески Дионисия в оригинале. Мне посчастливилось побывать в Ферапонтовом монастыре. И скажу честно: сразу после восторга и полной эйфории при виде холдинских работ мной овладел страх. Это ведь не Дионисий! Точнее, это произведения искусства, которые полнее и шире показывают древние фрески или наверное то, что мы можем увидеть в музейной среде. Там, в далеком северном монастыре, где сейчас музей, образа-оригиналы представляются намного скромнее и беднее. Они как бы сокрыты. Своей светописью Холдин их приподнял, освежил и они зазвучали куда объёмнее и торжественнее, чем при дежурном освещении. Если угодно, к четырём измерениям архитектора и гения-иконописца он, полтысячи лет спустя, добавил своё измерение – «пятое». И теперь, глядя на величественного Пантократора в барабане собора, невозможно определить: внутри купола сделан этот кадр или снаружи? Он и внутри, и снаружи, и одинаково просматриваются как величественные очи Вседержителя, так и узкие оконные проёмы, из которых струится спокойный свет...

Конгениальность

Всего во Всероссийском просветительском проекте «Свет фресок Дионисия – миру», стартовавшем год назад в Третьяковке, холдинские фотоработы были представлены в семи выставках. Сейчас в Мраморном зале Политехнического музея можно увидеть половину из трехсот композиций, созданных Юрием Холдиным при помощи фотографической печати на специальной крупноформатной фотобумаге. Официальное искусствоведение замерло в нерешительности: критиковать художника вроде бы не за что («канонов» фотодела он не нарушает, в ниспровергании авторитетов тоже не замечен), а признать его правоту – значит расписаться в собственной безвкусице, из-за которой долгие годы отечественные издательства под видом репродукций штамповали халтуру. Поэтому Холдина выгоднее просто не замечать.

– Вам Кирилло-Белозерский музей-заповедник и Министерство культуры, поди, премию за такую пропаганду нашего наследия выделили...

– Ну что вы, быть бы живу. Снимать в Ферапонтове мне позволили на основании договора, в качестве своеобразной оплаты моих контрактных работ, которые делались для музея. Фотографировал – в полном одиночестве – исключительно на свои деньги, а авторские права удалось отстоять только потому, что в договоре был записан соответствующий пункт. В вологодской газете «Красный Север» после выхода альбома «Сквозь пелену пяти веков» меня обозвали «диссидентом русской культуры», «человеком с холодным и брезгливым сердцем». Но Бог им судья.

– Что же дальше, Юрий Иванович?

– В Фонде «Фрески Руси», созданном мной с коллегами, сейчас работают три структуры – фотографическое агентство, издательство и выставочный центр «Фрески Руси». Это уже целая школа. Пока мы видим свою задачу в пропаганде искусства светописи посредством проведения мастер-классов в издании эксклюзивных фотоальбомов, в организации выставок, в публикации грамотных статей. Конечно, хотелось бы создать в столице постоянную галерею «Фрески Руси» и люди об этом просят, но данный вопрос решить по силам только московскому правительству. Если же говорить о творческих планах, то они есть, и я работаю уже над двумя темами. Мне не хотелось бы говорить раньше времени об этом. Искусство – это таинство.

– Напоследок разрешите необычный вопрос. Что общего у вас с Дионисием?

– Действительно, с ходу не скажешь... Понятно, что нас объединяет, прежде всего, вера, – наша русская православная вера. Но есть профессиональные аспекты разных искусств, о которых мне некорректно говорить. Посетитель выставки Екатерина Виснап, аспирант Новгородского университета, оставила в книге отзывов запись: «Исследователь и произведение, которое он исследует, должны быть конгениальны друг другу, и только тогда работа будет достойна имени, которому она посвящена…» Я разделяю эту точку зрения о профессионализме. Современный исследователь или художник должны в своей профессии или искусстве стремиться быть достойными творчества Дионисия, Феофана Грека, Андрея Рублёва. Только так наши гениальные предки в полной мере раскроются обществу.

– Но она в своей записи отметила следующее: «…И как ни пафосно это звучит - творчество фотохудожника оказалось конгениально творчеству Дионисия, они прозвучали словно на одной ноте…»

– Я давно вышел из того возраста, когда хочется самоутверждаться за счет похвалы или рекламы в СМИ. В искусстве светописи – стремлюсь достичь совершенства. А уж получается у меня это или нет – судить людям.

Дмитрий Анохин, журналист

редактор Александр Веденов (Фонд «Фрески Руси»)

Copyright © 2007 Фонд «Фрески Руси»

25 апреля 2007 года

Справка:

Дионисий – гениальный русский художник второй половины ХV века. Самая ранняя из известных его работ – фрески собора Рождества Богородицы в Пафнутьев-Боровском монастыре, написанные между 1467 и 1476 гг. В 1481 г. Дионисий создает фрески и иконостас Успенского собора Московского Кремля. Далее в профессиональной биографии художника – Спасо-Каменный, Иосифо-Волоцкий, Чигасов, Павло-Обнорский монастыри. Поскольку большинства обителей, расписанных Дионисием, уже не существует, сохранилась лишь малая толика его наследия. Помимо Москвы и Ферапонтова специалисты называют только житийные иконы Димитрия Прилуцкого из Спасо-Прилуцкого монастыря под Вологдой. Поэтому дошедший до нас полный цикл (около трехсот композиций) фресок Дионисия в Ферапонтовом монастыре, созданных всего за два года – в 1500 – 1502 гг., поистине бесценен. Достаточно сказать, что он занесен в Список всемирного культурного наследия ЮНЕСКО.

(Из газеты "Фрески Руси", специальный выпуск март-апрель 2007г.)

Пресс-секретарь

НО Фонд «Фрески Руси»

Александр Веденов

Юрий Холдин, мастер-класс на выставке, 2006 г.

Дионисий в XXI веке. Сайт ruskline.ru